Третья древняя, или И один в поле… - Борис Николаевич Григорьев
— Успокойтесь, Кристина. Не надо паниковать раньше времени. Говорят, есть эффективные средства против рака.
— Да, но они очень дорогие. Вы знаете, я вам раньше не говорила, но наша семейная фирма, кажется, обанкротилась. Мама говорит, что управляющий уже несколько лет вёл дело к краху. Его подкупили конкуренты. Она обнаружила всё это очень поздно, а теперь… Одним словом, я могу рассчитывать теперь только на себя. Муж не желает и слышать о том, чтобы дать маме денег на лечение. — Она снова расплакалась.
— Дорогая Кристина, вы забыли, что рядом с вами я. Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь.
— Ах, что вы, Рольф, как можно! Мне неловко.
— Разве я не в долгу у вас за всё то, что вы сделали для меня? Нет, я настаиваю, чтобы вы приняли мою помощь — иначе я обижусь на вас.
— Милый, милый, Рольф! Дайте я вас поцелую! — И она приподнялась на цыпочки и чмокнула его в щёку.
— Ну, вот и хорошо, вытрите теперь слёзы — во так — и пойдёмте завтракать.
Он взял её под руку и повёл к машине.
За завтраком «Стелла» болтала без умолку, рассказывая о своём детстве, о школьных годах, о первых мальчиках, о матери, о поездках в Швейцарию. Она говорила, говорила и преданными глазами пыталась заглянуть ему в лицо, вероятно, чтобы угадать, как он относится к тому или иному факту из её биографии.
А он видел всё и чувствовал себя великодушным и гордым, он буквально упивался своим благородным поступком и купался в лучах её веселья и радости. Он был почти уверен, что отныне «Стелла» считает его самым близким — после матери, конечно — человеком, и вербовку её (пока на личной основе) можно считать делом техники. Сердце его стучало в учащённом, но стабильном ритме. Всё идёт по плану и складывается как нельзя лучше. Подспудно возникла мысль о том, что он, кажется, немного влюблён в своего будущего агента.
За кофе «Стелла» неожиданно сообщила ему одну историю, которая неприятно задела его и вызвала в глубине души невольное чувство неприязни.
— А вы знаете, Рольф, мне пришлось как-то выступить в роли Маты Хари? — разоткровенничалась она.
— Маты Хари? Каким же образом? — насторожился он.
— Очень просто. Меня попросил муж об одном одолжении — я была тогда совсем глупенькой девчонкой и сразу не поняла, что всё это значило. А кроме того, мне тогда казалось, что я немножко любила Магнуса… Одним словом, мне нужно было сыграть роль приманки для одного английского дипломата, который приехал к нам на переговоры. Магнус пригласил его домой, и англичанин сразу положил на меня глаз и начал отчаянно ухаживать. Вы меня слушаете?
— Да, да, конечно. — Он отвернулся к окну и невидящим взором уставился на витрину табачного магазина напротив.
— А мне кажется, что вы где-то витаете в облаках. Итак, Рольф попросил меня уединиться с ним в отдельной комнате, а сам, под предлогом неожиданного вызова на работу, спрятался поблизости. Я подсыпала англичанину в вино снотворное, а подоспевший Магнус со своим подчинённым взяли у него из портфеля какие-то важные документы и пересняли их. Когда англичанин проснулся, всё уже было сделано. Он ничего не заподозрил, мы ему сказали, что он проспал два или три часа, по истечении которых Магнус якобы вернулся домой. Всё.
Увидев, что он молчит и никак не реагирует, она поспешила добавить:
— Я очень об этом сожалею, Рольф. Если бы Магнус предложил мне сделать то же самое сейчас, я бы послала его ко всем чертям.
— Ну, нет, почему же, — пытался он возразить ей, но она горячо перебила:
— Нет, правда, Рольф, мне стыдно за тот поступок.
— Я вам охотно верю. А что за документы были в портфеле у англичанина?
— Я точно не знаю. Магнус говорил, что в них содержалась позиция англичан на каких-то переговорах с Советской Россией, и министерству Магнуса было важно узнать её, чтобы скорректировать позицию нашего правительства на этих переговорах.
— А что вы знаете о России? — неожиданно спросил он её.
— Очень мало. Это огромная страна, в которой много снега и суровые морозы. Там правят диктаторы во главе с большевиками. У русских очень интересная литература, музыка и балет. Читала Толстого, Достоевского и немного Чехова. Люблю музыку Чайковского. Это, пожалуй, всё. Да, мой папа был в плену и как-то рассказывал мне о добрых русских людях.
— А что вы думаете о русской политике?
— Не знаю. Магнус говорил, что русские хотят экспортировать свою революцию к нам на Запад и свергнуть демократию, но я ему слабо верю. Ведь они, кажется, выступают за мир и мирное сосуществование. Зачем им новые земли, если своей хватает на всех? Я так думаю. Правильно?
— Думаю, да.
— А вообще политика меня интересует. Не с точки зрения участия в ней, а просто мне интересно знать, что происходит в других странах. Я охотно читаю газеты, но подозреваю, что журналисты бывают иногда слишком пристрастны.
— Это на самом деле так, — подтвердил он. — Я постараюсь помочь вам разобраться кое в чём, если не возражаете.
— Правда? — обрадовалась она. — Я с нетерпением жду этого момента, чтобы подпасть под ваше политическое влияние! — И она звонко расхохоталась.
Они засиделись в кафе, и сразу после ленча он пошёл провожать её домой.
Они добрались пешком до автобусной станции и остановились, чтобы подождать следующий автобус за город.
— Мне так не хочется с вами расставаться, — призналась она.
— И мне тоже, — ответил он и привлёк её к себе.
Она не сопротивлялась, и тогда он нагнулся и поцеловал её прямо в губы. Она ответила ему, и прошло несколько секунд, прежде чем они отпрянули друг от друга.
— Наверное, этого не надо было этого делать, — прошептала она и побежала к автобусу.
Она вскочила на ступеньки автобуса, обернулась и помахала ему рукой. Издалека ему показалось, что она плачет.
— До завтра, — крикнул он ей вслед.
На следующий день они стали любовниками.
После работы он пригласил её к себе домой, и как только он захлопнул за собой дверь, она прильнула к нему, а он подхватил её на руки и отнёс в постель.
Потом некоторое время они лежали молча, тесно прижавшись друг к другу разгоряченными телами, пока желание вновь не захватило их, и они в ненасытном стремлении жадно набросились друг на друга. Только когда они совсем изнемогли от любви, она, бессильно откинувшись на подушку, произнесла:
— Ты знаешь, милый, у меня ещё такого не было.
Он наклонился над ней и стал целовать её в ложбинку между
